Приморск - ты Родина моя!

Наступил 1988 год, тысячелетний юбилей крещения Руси. В воздухе носилось чувство перемены в отношении к Церкви в нашем безбожном государстве. Во всяком случае, пресса стала активно муссировать тему: отмечать или не отмечать эту дату? Большинство выступлений было за то, чтобы не отмечать: мол, это дело церковников, а государству до таких событий, как кре­щение Руси, по барабану.

Вдруг, как гром с ясного неба для наших властей, междуна­родная организация ЮНЕСКО принимает решение праздно­вать крещение Руси как событие всемирного значения в ста странах мира. Тут сразу в Кремле зачесались, и чаша весов стала склоняться в пользу участия государства в празднова­нии юбилея.

То ли в феврале месяце, то ли в другое время - сейчас точно не помню - выхожу я под вечер из регистратуры Казанского собора во двор, подходят ко мне трое молодых людей и спра­шивают: где можно увидеть отца настоятеля? В это время вы­шел настоятель протоиерей Алексей Машенцев, и я его подвел к ним.

- Какие проблемы, молодые люди? - спрашивает он.

- Мы хотим пригласить Вас в научно-исследовательский ин­ститут сельского хозяйства, - отвечают они, - чтобы Вы высту­пили в нашем молодежно-дискуссионном клубе.

А надо оговориться, что публичное выступление священни­ка вне стен храма было запрещено законом. За это можно было лишиться регистрации уполномоченного, тогда уж ни в какой епархии Советского Союза не устроишься. Отец Алексий это прекрасно знал, поэтому он, дипломатично сославшись на не­хватку времени, отказал молодым людям. Те отошли явно огор-ченные. Не меньше их расстроился и я - такая возможность, о которой мы и мечтать не могли. И я решился - была не была. Дождавшись, когда отойдет отец Алексий, я догнал молодых людей и говорю:

- Я тоже священник и могу у вас выступить.
Они обрадовались, обступили меня. Я спрашиваю:

- На какую тему я должен выступать?

- На тему тысячелетия крещения Руси, - отвечают они.

Я еще им один вопрос задал, который меня все же волновал:

- С руководством вашего института этот вопрос согласован? Они беспечно махнули рукой:

- А зачем? Сейчас гласность и перестройка.

- Хорошо, - говорю я, - это ваши проблемы, имейте только в виду, что со своим начальством я этот вопрос буду согла­совывать.

- Согласовывайте с кем хотите, - отвечают они. На этом мы и разошлись, предварительно договорившись о времени моего прихода.

Я действительно решил подстраховаться и пошел в област­ную администрацию к уполномоченному по делам религии за разрешением. Надо отдать должное, что на уполномоченных Волгограду везло. Волгоградская область была, наверное, един­ственной, где строились сразу три храма: в селе Ахтуба, в горо­де Фролово и в городе Михайловка. Естественно, такое просто не могло быть без участия уполномоченных. Так, например, в Саратовской области, где была основная кафедра Архиеписко­па, не могли добиться строительства хотя бы одного храма, по­тому что уполномоченный там был, по выражению многих, «сущий зверь». Если он увидит в городе идущего ему навстречу священника, то непременно перейдет на другую сторону ули­цы, лишь бы не здороваться: так он ненавидел священников. В Волгограде в то время был уполномоченным Бунеев Юрий Федорович, бывший моряк-подводник. Несмотря на то, что он был недавно назначен на эту должность, он уже успел завое­вать у духовенства глубокое уважение. В нем не было никакого чванства и зазнайства. В общении он был прост, искренен и доступен, любил пошутить, прекрасно пел и был человеком на-читанным. Мы с ним сразу сошлись на почве любви к книгам. Он мне помог купить тогда страшно дефицитную двухтомную энциклопедию «Мифы народов мира». Юрия Федоровича я по-встречал в коридоре администрации, он куда-то спешил, и я на ходу стал объяснять ему ситуацию. Не знаю, насколько он во­шел в ее суть, только он махнул рукой: иди, мол, если зовут.

Я тщательно подготовился к выступлению и в назначенное время пришел к институту. У входа меня встретил комсорг ин­ститута, какой-то весь растерянный.

Поздоровались, он говорит:

- Ой, батюшка, что тут было! Как узнали о Вашем намечающемся выступлении, все начальство на ушах который день сто­ит. Звонят постоянно, то из КГБ, то из райкома, то из горкома партии с одним вопросом: кто вам позволил живого священни­ка пригласить в государственное учреждение?

Тут я не удержался и вставил реплику, перефразировав из­вестную американскую поговорку насчет индейцев: мол, хо­роший священник - мертвый священник. Комсорг говорит:

- Вы шутите, а мне не до шуток, уже выговор влепили, ду­маю, этим не отделаюсь. Но отменять уже поздно, объявления висят, все в институте знают, в актовом зале народу собра­лось - не протолкнуться, а Вас начальство просит предваритель­но к ним в кабинет зайти.

Поднимаемся мы на лифте, заходим в просторный кабинет, вижу: ходят по кабинету дядечки солидные, жужжат, как потре­воженные шмели, а как меня увидели - жужжать перестали, ста­ли подходить здороваться. Комсорг их всех по очереди представ­ляет: это наш директор, это его зам, это парторг института, это профком. Я им руки жму, а сам уж запутался: кто есть кто. Вдруг все расступаются, выплывает дядечка приятной наружно­сти при галстуке и мне торжественно представляют его:

- А это наш главный религиовед области: Николай Николае­вич (фамилию уже, к сожалению, не помню).

Жмет он мне руку: здрасте, мол, тезка Ваш и почти что кол­лега. Директор всех пригласил присесть к столу, и парторг от­крыл совещание: как, мол, будем проводить встречу, ведь дело необычное, не каждый день священник в институт приходит, какой у нас будет регламент этой встречи? Тут все сразу зажуж­жали: да, вот именно, какой регламент? Каждый из сидящих произнес этот вопрос, не давая при этом на него ответа. Один я сидел и молчал, и тут все вопросительно посмотрели на меня.

- Какой регламент нужен - я не знаю, мне все равно, дадите выступить - я выступлю.

Тут инициативу в свои руки взял парторг. Он встал и реши­тельно сказал:

- Значит так, товарищи, вначале выступит Николай Нико­лаевич, затем батюшка, и его выступление снова замкнет Нико­лай Николаевич, - при этом он наглядно продемонстрировал, как это будет, сомкнув с хрустом пальцы обеих рук в замок.

Я представил себя между двумя клешнями огромного краба, который смыкает их на мне, так что мои кости с хрустом ло­маются, и содрогнулся. Но, посмотрев на добродушно улыбаю­щегося Николая Николаевича, которому отводилась роль этого ужасного краба, я сразу успокоился. Всем решение парторга пришлось по душе, они вторили ему, как эхо: да, да, батюшка, а замкнет его Николай Николаевич.

Когда мы спустились в актовый зал, там действительно ябло­ку упасть некуда было, все места были заполнены и люди тол­пились в проходах и в дверях. Корреспондент «Волгоградской правды» приютился с блокнотиком на подоконнике. Мы с начальством сели за стол президиума на сцене, и комсорг, открыв встречу, предоставил слово Николаю Николаевичу. Тот встал и давай ругать молодежь, которая проявляет полное равнодушие к истории Отечества.

- Вы только подумайте, - негодовал он, - дата 600-летия героической обороны города Козельска прошла незамеченной, 300-летие со дня рождения Петра I - великого преобразователя России - тоже прошла без должного внимания.

В конце своей речи он неожиданно вынул из своего портфе­ля настольный церковный календарь за 1988 год (надо заме­тить, что в то время это был страшный дефицит: нам, священникам, давали только по одному экземпляру.) Потрясая этим календарем, он грозно вопросил зал:

- А кто мне скажет, что празднует Церковь 1-го января по новому стилю?

«Господи, - подумал я, - что же там может быть 1-го января по новому стилю? Если бы по-старому - там все ясно: праздник Обрезания Господня и память святого Василия Великого. Хоть бы меня не спросил, вот опозорюсь».

Из зала раздались голоса:

- Новый год.

- Нет, не новый год, по церковному календарю новолетие - 1-го сентября, - он торжествующим взглядом обвел притихший зал и провозгласил: - 1-го января Церковь празднует память Ильи Муромца - того, кто, согласно русским былинам, Змею Горынычу головы рубил.

После этих слов он сел, посмотрел на меня: мол, знай наших, - и, нагнувшись, спросил:

- Можно, отец Николай, я Ваше выступление на магнито­фон буду записывать, мне это для областного радио надо.

Я в знак согласия кивнул головой. Действительно, 1-го янва­ря празднуется память преподобного Илии Муромца, монаха Киево-Печерской Лавры, который был, по всей вероятности, из города Мурома и мог быть воином княжеской дружины, за­щитником земли Русской, но при чем здесь Змей Горыныч, я так и не понял, но спрашивать не стал.

Я выступал около часа, обозначив главные исторические вехи Русской Православной Церкви и их значение в жизни на­шего Отечества. Начал я издалека, с крещения Великой княги­ни Ольги и закончил современным состоянием Церкви. Внима­ние к моему рассказу было предельное - в буквальном смысле, пролетевшую муху было бы слышно. Закончив выступление, я сел и с любопытством стал ожидать, как будет меня замыкать в клещи Николай Николаевич, уж если одной клешней был Змей Горыныч, то другой должна быть по логике Баба Яга. Но Ни­колай Николаевич не стал вводить персонажей русских сказок, а сказал просто, что я, мол, изложил все хорошо, но у них не­сколько другой взгляд на историю крещения Руси. Русь позна­комилась с христианством еще задолго до крещения при князе Владимире, и мы с Византией еще долго присматривались друг к другу (в этом я с ним согласен), но в чем этот иной взгляд со­стоит, он так и не объяснил, закончив на этом свое выступле­ние.

После наших выступлений было предложено задавать нам вопросы. Вопросов из зала посыпалось много, но все они были обращены исключительно ко мне, так что мне стало даже не­удобно перед главным религиоведом, и если попадался вопрос, который мог входить, по моему мнению, в его компетенцию, я с радостью переадресовывал ему.

Наконец Николай Николае­вич сам решил задать мне вопрос.

- А как Вы, батюшка, относитесь к борьбе с пьянством, кото­рую бескомпромиссно и последовательно ведет наша партия?

Я высказался положительно за борьбу с пьянством, сослав­шись на Священное Писание, которое говорит: «Не упивайтесь вином, в нем же есть блуд», но в то же время выразил сомнение по поводу методов этой борьбы, опять же сославшись на ав­торитет Священного Писания, где говорится: «Доброе вино веселит сердце человека», тем более что Сам Христос совер­шил Свое первое чудо, превратив воду в вино на свадьбе в Кане Галилейской, а не наоборот.

- А сейчас что получается, - продолжаю я, - хочу купить себе бутылочку коньяка, чтобы разговеться на Пасху, но не могу стоять по полдня в очереди. Великим постом не в очереди нужно стоять, а в храме на молитве.

Тут весь зал зааплодировал. Видя такой крен на идеологиче-ском фронте, буквально взвился со своего места парторг:

- А Вы верите в коммунизм?

«Вот тебе и на, как говорится, приплыли, - думаю я. - Если сказать прямо, что не верю, то - поминай как звали, пришьют антисоветскую агитацию и пропаганду, УК РСФСР, ст. 70, до трех лет лишения свободы». Решил ответить обтекаемо-ук-лончиво: мол, я могу допустить, что в будущем будет общество, которое добьется таких результатов в сельском хозяйстве и промышленности, что будет изобилие плодов земных, так что каждому - по потребностям и, естественно, от каждого по спо­собностям. Но вот то, что когда-нибудь будет общество, в кото­ром нет Церкви, я допустить даже в мыслях не могу.

- Вы противоречите сами себе! - вскричал парторг. Я не стал вступать с ним в дискуссию, и на этом встреча наша закончилась.

На следующий день позвонил в собор Юрий Федорович и попросил меня зайти к нему. Я пришел, а он смеется:

- Ты что натворил, отец Николай, весь институт разложил своей агитацией, теперь люди требуют, чтобы им Библию дали почитать. Мне тут покою звонки не дают, наверху возмущают­ся, требуют разобраться, почему попы по государственным        учреждениям расхаживают, как у себя в церкви. Но я им сказал, что дал тебе разрешение, так сказать, принял удар на себя.

- Спасибо Вам, Юрий Федорович, что заступились, ведь Вы могли и отказаться, говорили-то мы с Вами в неофициальной обстановке.

- Что же ты думаешь, у одних священников совесть есть? У нас, моряков, честь превыше всего. Скажу тебе по секрету: в Москве готовится встреча руководства страны с руководством Церкви, так что скоро такие выступления священников будут не редкость. Но твое первое, поэтому давай выпьем за это исто-рическое событие, - и он достал из стола бутылочку коньяка.

Действительно, вскоре произошло поистине историческое событие: за «круглым столом» в Кремле Михаил Сергеевич Гор-бачев встретился с Его Святейшеством, Патриархом Москов­ским и всея Руси Пименом, и отношения государства и Церкви круто изменились.

Но самое интересное, что через два года эта история получила очень необычное завершение. Отучившись два года в Ленинград­ской духовной академии, я перешел на экстернат и вернулся по просьбе владыки Пимена служить в нашу епархию, так как пла­нировалось открытие в Саратове Духовной семинарии, и Владыка намеревался поручить мне это дело. Я стал снова служить в Ка­занском соборе. Как-то раз, когда был мой черед совершать таин­ство Крещения, наша горластая регистраторша Нина кричит:

- Отец Николай, идите крестить, Вас дожидается мужчина.

Вхожу я в крестильню и глазам своим не верю: стоит глав­ный религиовед области Николай Николаевич, держит в руках квитанцию на крещение, свечки и крестик. Я обрадовался ему, как старому знакомому. Он мне говорит:

- Я, отец Николай, подготовился, как положено, выучил «Отче наш» и Символ веры наизусть.

Вот такие невероятные истории случаются в обыкновенной жизни.