Фильм Андрея Тарковского «Солярис» я смотрела не столько по велению сердца, сколько для работы. Прежде чем эта картина стала «моей», я пересмотрела её пять раз. В один из просмотров, как гром среди ясного неба, прозвучала для меня фраза: «Стыд — вот то чувство, что спасёт человечество». Эти слова заставили по-новому услышать такое знакомое с детства слово — стыд.
Порой
мне кажется, что ключ к верному, спасительному пониманию стыда утерян
ещё в самом нежном возрасте. «Как тебе не стыдно?!» — эти слова многие
из нас наверняка часто слышали от воспитателей в детском саду.
Удивительно, что стыдным считался в основном повышенный детский интерес
к половым отличиям товарищей. Остальные выходки, зачастую куда более
опасные, легче сходили с рук. Не раз наблюдала, как ябеду называли
«ребёнком, которому можно доверять», воришку — «предприимчивым»,
а детское сквернословие вызывало у взрослых лишь смех. Настоящая
подлость могла остаться без внимания, но «неприличный» интерес
во всеуслышание объявлялся постыдным. Помню, мне было искренне,
по-детски невдомёк, чего же именно следует стыдиться. Зато было очень
обидно и хотелось плакать от ощущения несправедливости и непонятости.
Теперь стыд, как и целомудрие, всё больше считается пережитком прошлого. Когда-то учили «жить так, чтобы не было больно и стыдно», — теперь детям внушается, что главное в жизни — знать, чего хочешь, и уметь добиться этого любой ценой. Современная система воспитания, кажется, сделала всё возможное, чтобы избавить ребёнка от чувства стыда — ведь это «неприятно»! — вместо того, чтобы ориентировать его на жизнь по совести, чтобы стыдиться было нечего.
Кино очень ярко отображает философию своего времени. Сегодня особо популярны приторные американские мелодрамы с хэппи-эндом. О чём они? Об отношениях мужчины и женщины, разумеется. Сюжет предполагает обстоятельства, которые мешают, усложняют, препятствуют. Этими «обстоятельствами» могут быть друзья, враги, стихийные бедствия. Всё меньше современные картины отражают внутренний мир героев, их переживания о своих поступках. Зрителю подспудно навязывают мысль о том, что причины всех наших несчастий лежат где-то вне нас. Драматические поединки с совестью, описанные классиками, давно не в моде. Если герой современного фильма где-то и дал маху, то под трогательную музыку нам покажут его жалость к себе и одиночество... От которых, впрочем, он будет избавлен с помощью шумной вечеринки или шопинга. Словом, ни тебе преступления, ни тебе наказания.
Чувство вины мы испытываем по отношению к другим людям, а стыд — это глубинное переживание собственной греховности. Стыд обжигает и мучит, он не может иссякнуть вместе со слезами о себе, любимом. Напротив, стыд заставляет двигаться вперёд и возвращаться вспять, чтобы исправить ошибки, уменьшить боль того, кого ты оскорбил или обидел. Стыд удивительно смиряет гордыню, заставляя забыть о себе как о главном герое мелодрамы. Когда стыдно, меньше всего хочется своими ногами крутить земной шар, это уж точно.
Случается, что совесть обличает меня, но вместо того, чтобы устыдится, я продолжаю отстаивать свою «правду». Иногда потому, что вхожу в азарт, иногда — по привычке «держать марку», а бывает, и вовсе безо всякой причины. И только «после драки» вспоминаются слова отца Сергия Ганьковского: «Если бы мы не заглушали, не подавляли эти уколы стыда привычным самооправданием, дескать, все так делают... и если бы не обезболивали день ото дня свою больную совесть — глядишь, и жизнь прошла бы не напрасно».
Однажды у меня в гостях побывала старушка, пережившая в детстве блокаду Ленинграда. Сидя за столом, я привычным жестом смахнула на пол крошки хлеба — и вдруг встретилась с ней взглядом... В тот же момент я испытала жгучий стыд — хотелось попросить прощения, но гордость нашёптывала: «Она не заметила, показалось, не заостряй внимания»... И я стала, как ни в чём не бывало, рассказывать о своей работе. Только от себя не убежишь, и потом я ещё долго мерила квартиру шагами, не находя себе места.
Смысл вложенного в нас Богом чувства стыда не исчерпывается «запретной темой». Стыд — это чувство, которое спасёт человечество, потому что, не давая душе покоя, он заставляет нас менять себя, плакать о себе. Тот же отец Сергий пишет: «Порождённый совестью стыд обладает удивительным свойством: как горькое лекарство, он исцеляет даже застарелые греховные язвы в душе человека, не позволяя проявляться им вновь и вновь». Именно стыд и память о собственном малодушии заставляли апостола Петра плакать при каждом пении петуха. И Пётр, и Иуда совершили один и тот же, по сути, грех предательства. Только если Иуда был горд и не смог смириться с собственным падением, то Пётр принял свою немощь смиренно. И в этом смирении понял, что только Богу под силу его изменить.
